Дом ста дорог - Страница 29

— Что за милый пёсик! Прелестная собачка!

Девочка лишь фыркала и обращалась к Бродяжке:

— Вот ещё! Знали бы они тебя получше!

Когда они добрались до Королевской площади, часы начали отбивать половину одиннадцатого, и Чармейн радовалась про себя тому, что успела вовремя. Однако дорога до королевского дворца под оглушительный бой часов свели всю её радость на нет. Жар солнечных лучей перестал донимать девочку, внутри неё всё съёжилось в ледяной комок — она вдруг почувствовала себя крохотной, незначительной фигуркой на огромной пустынной площади. Невероятной глупостью было приходить сюда. Король выставит её вон, как только увидит. Ослепительный блеск золота дворцовых башен в конец запугал растерянную Чармейн. Тёплый шершавый язычок Бродяжки коснулся её щеки и немного приободрил. Девочка стала подниматься по лестнице, ведущей к высоким парадным дверям. Но едва она ступила на последнюю ступень, как ей тут же захотелось броситься обратно.

Чармей глубоко вздохнула и решила идти до конца, ведь разве не этого она добивалась и желала? «Хотя я сейчас и сама не понимаю, чего хочу, — заключила она про себя, а потом бодро добавила: — Да и каждый ребёнок знает, что золото на башнях — лишь чары, на самом деле никакие они не золотые!» Девочка приподняла позолоченный молоточек и уверенно постучала им в двери. Внезапно ослабевшие коленки подобной уверенностью не обладали, и Чармейн теперь оставалось только мечтать о возможности пойти на попятную. Она покрепче ухватила Бродяжку, чтобы хоть чуточку перестать дрожать.

Дверь услужливо открылась, и пред девочкой предстал древний старик. «Видимо, лакей, — подумала Чармейн. Её никак не покидало ощущение, что она и раньше где-то встречала этого старичка. — Верно я встречала его в городе, по пути в школу.»

— Эм, — произнесла девочка, — я Чармейн Бейкер. Король написал мне…

Она перехватила Бродяжку одной рукой, а второй принялась доставать из кармана письмо. Но прежде, чем Чармейн успела показать конверт и что-либо объяснить, старый лакей распахнул дверь, уступая ей дорогу.

— Прошу, входите, мисс Чаровница, — сказал он дрожащим голосом. — Его Величество ожидают Вас.

Чармейн вошла во дворец непослушными, ватными ногами. Её походка теперь ничем не отличалась от неспешного шага лакея. Годы сгорбили старика так, что его лицо находилось на одном уровне с мордочкой Бродяжки, сидящей на руках. Трясущейся рукой лакей остановил девочку и мягко попросил:

— Прошу, мисс, возьмите вашу собачку на поводок. Ей нельзя просто так разгуливать по дворцу.

— Надеюсь, я не сильно обеспокоила вас или кого-то, что привела её с собой, — неожиданно для себя залепетала Чармейн. — Не волнуйтесь, она послушная, она всюду следует за мной, вот увидите. Когда мы придём к королю, я возьму её на руки или могу…

— Тогда всё прекрасно, мисс, — успокоил её лакей, закрывая парадную дверь. — Его Высочество любит собак. Хотя его несколько раз кусали, когда он пытался подружиться с… Ох, мисс, дело тут вот в чём: у нашего рашпухтского повара есть пёс с прескверным характером. Говорят, он загрызает каждую собаку, осмелившуюся ступить на его территорию.

— Какой ужас, — слабо откликнулась Чармейн.

— Совершенно верно, — заметил старик. — Надеюсь, вы понимаете, о чём я.

Девочка крепко сжала Бродяжку, и та недовольно завертелась. Они шли по широкому каменному коридору, довольно прохладному и тёмному. Дворец оказался на удивление скромным: без замысловатых узоров и украшений на стенах или потолке, без пышности и роскоши, лишь два-три старых выцветших портрета в потёртых рамах. Всё остальное место на стенах усеивали бледные квадраты и прямоугольники снятых некогда картин. В любое другое время Чармейн непременно бы заинтересовалась, куда подевались почти все картины, и кто изображён на оставшихся, но дрожь и волнение притупили всё любопытство. Под огромными сводами девочка казалась себе всё крохотней и ничтожней, даже меньше чем Бродяжка.

Лакей остановился и слабой рукой толкнул могучую дубовую дверь.

— Ваше Величество, Чаровница Бейкер, — громко объявил он, — и её собака.

Он отошёл в сторону, пропуская девочку.

Чармейн вошла в залу. «Никакой дрожи, прекратить дрожать!» — приказала она себе, но сделать реверанс так и не решилась.

Девочка стояла посреди просторной библиотеки. Книжные полки тянулись и справа, и слева. Аромат старых книг, который она так обожала, каскадом обрушился на неё и первые секунды казался совершенно невыносимым. Впереди располагался широченный дубовый стол, усеянный кучами книг и стопам старых, пожелтевших бумаг, хотя порой попадались и белые, недавно положенные листы. По ту сторону стола, у небольшого железного камина уютно расположились три резных кресла: одно пустовало, а двух других разместились пожилые люди. Огромный седовласый мужчина с аккуратной снежно-белой бородой смотрел на Чармейн, — и как она только осмелилась поднять взгляд, — приветливо и по-доброму, его усталые обрамлённые морщинами голубые глаза улыбались. Девочка тут же поняла, что перед ней сам король.

— Присядь, моя дорогая, — обратился к ней король, — а свою собачку посади на ковре у камина.

Бродяжка понимая важность встречи, старалась вести себя надлежащим образом. Она почтенно села на ковёр и вежливо завиляла хвостиком. Девочка присела на краешек пустующего кресла и задрожала всей душой.

— Позволь представить тебе мою дочь, принцессу Хильду, — мягко проговорил король

Принцесса Хильда оказалась пожилой дамой, сидящей во втором резном кресле. Если бы король не представил её как свою дочь, Чармейн бы непременно решила, что она его ровесница. Они различались лишь тем, что принцесса выглядела вдвое царственней. Высокая и величавая, как отец, со стального цвета сединой, одетая в твидовый костюм, такой простой и незатейливый, что Чармейн тут же отметила всю аристократичность её наряда. Единственным украшением принцессе служило большое кольцо на покрытой линиями вен руке.