Дом ста дорог - Страница 3

— Ну… — начала она.

Но, к счастью, тётушка Семпрония не ждала от неё ответа и всё так же продолжала наставления:

— И не думай, что жизнь в зачарованном доме — это весёлая прогулочка на пикник или детская забава.

— Ох, даже в голову не приходило сравнить всё это с забавой, — очень серьёзно заметила Чармейн.

— Вот и хорошо, — удовлетворённо кивнула тётушка Семпрония и отвернулась.

Маленькие пони везли повозку всё дальше и дальше. Цок-цок-цок. Они миновали Королевскую площадь и величественный королевский дворец: несколько солнечных бликов шустрыми зайчиками прыгнули с золотой крыши на лицо Чармейн. Цок-цок-цок. Они проехали и Рыночную площадь. Девочке редко доводилось попадать туда, и она с тоской и затаённой завистью разглядывала прилавки и людей, пришедших поторговать, поторговаться или же просто поболтать друг с другом. Даже когда повозка въехала в старейшую часть города, Чармейн ещё долго оборачивалась и провожала взглядом удаляющиеся палатки, людские фигуры, всё тише доносился смех и разговоры. Цок-цок-цок. Теперь они проезжали мимо огромных домов самых невероятных форм и расцветок, с покатыми крышами и резными окнами — один другого чуднее. Чармейн подумала даже, что жизнь в доме двоюродного дедушки Уильяма, возможно, окажется весьма интересной. Но пони так и не остановились в этой части города и монотонно продолжали свой путь. Они проехали сквозь грязные трущобы, затем миновали чистенькие уютные хижины и выехали в поля. Навстречу попадались лишь редкие домишки, укутанные живой изгородью. Дорога упиралась в горизонт, черневший изломами гор, уже совсем-совсем близких. Чармейн начала подумывать, что они собираются покинуть Верхнюю Норландию и отправиться в другую страну. В какую же? В Дальнию? В Монтальбино? Как жаль, что она уделяла географии так мало времени.

Мечтания Чармейн неожиданно оборвались, так как повозка остановилась, и взору девочки предстал серенький одноэтажный домишко, съёжившийся в дальней части сада. Чармейн испытала неописуемое разочарование. В жизни она не видала более унылого жилища. Прямо на девочку смотрела скромная входная дверка коричневого цвета, по бокам от неё располагалось по небольшому окошку, над которыми бровями нависала мышиного цвета крыша; казалось, что весь дом нахмурился и недружелюбно поглядывал на Чармейн.

— Ну вот мы и на месте, — бодро возвестила тётушка Семпрония. Она покинула повозку, распахнула железные воротца, ведущие в сад, и направилась прямиком к коричневой дверце. Чармейн мрачно прошествовала за тётушкой, а следом зашагал возница со всей поклажей девочки. По обе стороны дорожки раскинулись кусты гортензии: синяя, голубая и сиреневая. Других растений, если они и были, Чармейн не заметила.

— Смотреть за садом тебе не придётся, — небрежно бросила тётушка.

«Уж надеюсь», — подумала про себя Чармейн.

— Уверена, что Уильям нанял садовника, — продолжала тётушка Семпрония.

— Надеюсь, что так, — откликнулась девочка. Все её познания о садоводстве и растениях сводились к розовому кусту и шелковице, росших дома на заднем дворе, и ещё к приоконным ящикам для цветов, в которых её мать выращивала фасоль. Так что о садовническом деле Чармейн с уверенностью могла сказать лишь две вещи: растения втыкают в землю, а в земле ковыряются червяки. От одной только мысли о червях её передёрнуло.

Тётушка Семпрония пару раз энергично ударила дверным молоточком, распахнула дверь и деловито вошла внутрь.

— Ау! Я приехала и привезла Чармейн! — на весь дом оповестила она.

— Благодарю тебя, — произнёс двоюродный дедушка Уильям.

Входная дверь вела прямиком в убогую старомодную гостиную. В сером пропахшем плесенью кресле сидел двоюродный дедушка Уильям, а рядом с ним, на полу, стоял увесистый кожаный чемодан. Казалось, дедушка готовился с минуты на минуту покинуть дом.

— Приятно познакомиться, моя милая, — обратился он к Чармейн.

— И мне очень приятно, — вежливо ответила девочка.

Улучив момент, встряла тётушка Семпрония:

— Вот и славно. Теперь с лёгкой душой покидаю вас и желаю всех благ. Положи её вещи вот сюда, — указала она вошедшему вознице. Тот послушно сгрузил мешки у порога и направился обратно к повозке.

— До свиданья, мои милые, — донеслось сквозь шелест шёлковых юбок, и тётушка следом за возницей покинула дом. Входная дверь громко хлопнула, и Чармейн осталась один на один с двоюродным дедушкой Уильямом. Перед ней сидел небольшого роста старичок, почти лысый, с редкими серебристыми прядками волос, зачёсанных от виска к виску через всю голову. Он неуклюже скрючился в своём кресле и напоминал старый изношенный ботинок, в его позе чувствовалась невыносимая боль, которую он старался скрыть. Чармейн неожиданно ощутила себя виноватой, и ей захотелось немедля укрыться где-нибудь от пристального старческого взгляда — именно он рождали в ней чувство вины. Тяжёлые веки устало опускались на голубые глаза старика, и под ними виднелись красные кровавые прожилки. К виду крови Чармейн относилась не лучше, чем копошащимся в земле червяками.

— Ты кажешься мне достаточно взрослой ответственной девочкой, — мягко, но устало произнёс двоюродный дедушка Уильям. — Думаю, рыжие волосы — это отличный знак. Просто превосходный. Справишься тут, пока меня не будет? Боюсь в жилище моём сейчас царит сущий беспорядок.

— Меня предупредили, — вежливо ответила Чармейн, хотя унылая комнатушка, на её взгляд, казалась довольно чистенькой. — Не могли бы вы объяснить мне точнее, что от меня потребуется?