Дом ста дорог - Страница 42

— Приношу искренние извинения, мисс Чаровница. Этот паренёк вёрткий, как угорь. Хотя, признаться, они оба одного поля ягоды. Думаю, мне следует принять меры, иначе у бедной Софи совершенно не останется времени на наши дела. Тебе уже лучше, Сим?

— Да, всё хорошо, мэм, — ответил лакей. Как ни в чём не бывало, он поклонился Чармейн и раскрыл перед ней парадные двери, за которыми сияло солнце, и догорал прекрасный день.

«Если я когда-нибудь и выйду замуж, — размышляла девочка, пересекая Королевскую площадь, — то детей у меня уж точно не будет. Они сведут меня с ума уже через день, и я сделаюсь настоящей злюкой. Наверно, мне стоит поступить, как принцесса Хильда, и обойтись без мужа. Тогда я смогу научиться состраданию и доброте. В любом случае, сначала потренируюсь на Питере. Оставаться с ним приветливой и спокойной крайне сложно — очень хороший урок для меня».

Когда Чармейн отворила железные воротца у домика двоюродного дедушки Уильяма, её сердце переполняла решимость стать доброй. Она спокойно прошагала по садовой дорожке между кустами синей гортензии, нигде не повстречав Ролло. К лучшему. Добродушно относиться к Ролло у неё бы не получилось ни за какие сокровища мира.

«Выше человеческих сил,» — решила для себя девочка и опустила Бродяжку на коврик в гостиной. В комнате царили чистота и порядок. Подле кресла, как и прежде, аккуратно стоял чемоданчик, а на кофейном столике красовалась ваза с разноцветной гортензией. Цветы заставили Чармейн нахмурить брови. Вне сомнений перед ней стояла та самая ваза с гортензией, которая недавно исчезла на тележке. «Возможно, Питер заказал утренний кофе и вместе с ним получил вазу, — подумала было девочка, но тут вспомнила свою спальню с кое-как развешанной сырой одеждой и валяющимися на полу одеялами. — Чёрт! Нужно прибраться.»

Отворив дверь в спальню, она замерла на пороге. Кто-то застелил её постель и аккуратно сложил высушенный наряд на комоде. Чармейн едва сдерживала подступающую ярость. «Добродушие и спокойствие,» — напомнила себе девочка и пулей рванула на кухню.

Питер сидел за столом с самым очаровательным на свете видом, по которому Чармейн тут же догадалась, что он что-то затеял. Над огнём в очаге висел котелок, в котором что-то побулькивало, и, от которого доносился незнакомый пряный запах.

— Зачем ты убрался в моей спальне? — сурово спросила девочка.

Парень посмотрел на неё взглядом оскорблённого до глубины души человека, хотя Чармейн насквозь видела, что его голова сейчас забита какими-то совершенно иными, куда более увлекательными для него мыслями.

— Я думал, ты скажешь «спасибо», — пробормотал он.

— Не скажу! — вспыхнула Чармейн и неожиданно для себя чуть не расплакалась. — Я только-только привыкла к тому, что, если бросить носок на пол, он останется там лежать, пока я его не подниму, и, если устрою кавардак в доме, то мне же и придётся его убирать, потому что он никуда не испарится. И тут приходишь ты и начинаешь убирать за мной! Ты такой же эгоист, как и моя мама!

— Я весь день один дома, нужно же мне чем-то заняться, — возразил Питер. — Или ты думаешь, я должен всё время, пока тебя нет, сидеть на месте, сложа ручки?

— Ты можешь заниматься чем угодно, — крикнула девочка, — танцевать, стоять на голове, строить гримасы Ролло, но не смей портить мой жизненный опыт!

— Практикуйся, сколько влезет, — отпарировал юноша. — Для тебя тут непаханое поле. Больше ни в жизнь не прикоснусь к твоей комнате. Скажи, а тебе интересно знать, что нового узнал за сегодня я? Или ты сосредоточена исключительно сама на себе?

Чармейн сделала глубокий вдох, сдерживая себя.

— Сегодня я решила, что буду приветливой с тобой, но ты вечно всё усложняешь.

— Моя матушка говорит, что научиться можно, лишь преодолевая трудности, — ответил Питер, — так что скажи «спасибо». Я расскажу тебе мой сегодняшний жизненный опыт: я узнал, как добыть достаточно еды для ужина.

Он небрежно ткнул большим пальцем за спину, указывая на бурлящий котелок. Его палец был обмотан зелёной резинкой. Чармейн перевела взгляд на другую руку: красная резинка на большом пальце и синяя на указательном.

«Он пытался пойти в трёх направлениях,» — отметила про себя девочка. Изо всех сил стараясь проявить свою доброту и дружелюбие, она спросила:

— Так как же ты добыл достаточно еды для ужина?

— Я стучал и стучал по дверце кладовой, — объяснил парень, — пока не набралось приличное количество еды. Затем я скинул всё в котелок и поставил варить.

— И что там в нём? — спросила Чармейн, поглядывая на котелок.

— Печёнка и бекон, — стал перечислять Питер. — Капуста. Репа и крольчатина. Луковица, две отбивные и лук-порей. Всё оказалось очень просто.

«Гадость!» — тут же подумала девочка. Но вместо того, чтобы выругаться, она молча развернулась и ушла в гостиную.

— Хочешь узнать, как я вернул вазу с гортензией? — крикнул ей вслед юноша.

— Сел на тележку, — холодно бросила Чармейн и отправилась читать «Жезл с двенадцатью ветвями».

Всё же её терзали сомнения: не очень-то хорошо она поступила. Она посмотрела на вазу с цветами, затем перевела взгляд на тележку и представила, как Питер забирается на неё и исчезает вместе с чашками, а потом вдруг снова появляется. Просто невозможно. Чем дольше Чармейн рассматривала тележку, тем больше убеждалась в тщетности своего решения обращаться с Питером по-дружески. Девочка простояла в гостиной около часа, а затем вернулась на кухню.

— Прости, — произнесла она. — Так как же ты вернул цветы?